Site icon AlgDeus

Фаддей Булгарин как писатель-фантаст

Деятельность известного в свое время писателя, журналиста и издателя Фаддея Венедиктовича Булгарина (1789-1859) воспринимается неоднозначно.

Известно о резко отрицательном к нему отношении Александра Сергеевича Пушкина. Эпиграма Пушкина на Булгарина звучит так:

Не то беда, что ты поляк:
Костюшко лях, Мицкевич лях!
Пожалуй, будь себе татарин, —
И тут не вижу я стыда;
Будь жид — и это не беда;
Беда, что ты Видок Фиглярин.

Но другой Александр Сергеевич — Грибоедов считал Фаддея Венедиктовича верным другом. Как бы то ни было, неоспорим, похоже, тот факт, что Булгарин оказался родоначальником многих новых жанров в отечественной словесности, в том числе жанра фантастики.

На протяжении всей жизни Ф. Булгарин оказывался в двойственной ситуации. Он родился в тот момент, когда Польша теряла последние остатки независимости. Отец участвовал в восстании Тадеуша Костюшко и сына назвал в его честь. Позже, даже в воспоминаниях, Булгарин ни словом не упоминал об этом, как и о том, что отец был сослан за убийство русского генерала.

Молодой человек восемнадцати лет от роду, улан в полку Его Высочества цесаревича Константина, получает осенью 1807 года извещение о награждении его первой в жизни медалью за военную кампанию. Как писал сам Фаддей Булгарин в своих воспоминаниях, «…в каждом звании, в каждом сословии для человека есть счастливые минуты, которые приходят только однажды и никогда уже не возвращаются. В военном звании, которому я посвятил себя от детства, — три высочайших блаженства: первый офицерский чин, первый орден, заслуженный на поле сражения, и… первая взаимная любовь. Как я был счастлив, получив за Фридландское сражение Анненскую саблю! Не знаю, чему бы я теперь так обрадовался. Тогда ордена были весьма редки и давались только за отличие. Покровителей у меня не было. Сам государь подписывал все рескрипты, и я получил рескрипт следующего содержания, которое в первый день затвердил наизусть…»

Для Фаддея Венедиктовича — сына польского мятежника, соратника Костюшко, сосланного русским правительством в Сибирь, — получение ордена Святой Анны третьей степени значило очень много. Ведь он попал в Петербург, в Сухопутный кадетский корпус практически без протекции, с плохим знанием русского языка. Фаддей прошел через насмешки сокурсников, а со временем даже начал сочинять по-русски, и успешно.

В 20 лет, в самый благоприятный момент — награжден, ранен при героических обстоятельствах — влюбленный офицер сбегает со службы в маскарад, где его встречает патрон, цесаревич Константин. В итоге — гауптвахта, гнев начальства и перевод в Кронштадтский гарнизонный полк, а затем в Ямбург. Увольняют его с плохим аттестатом.

Булгарин возвращается на родину, поступает в польский легион, оказывается в рядах войска Наполеона, воюет против России. Получает орден Почетного легиона, даже спасает императора, показав переправу через Березину.

Через много лет Булгарин признавался Н. Гречу, своему соратнику по «Северной пчеле»:

«…если б лавочка Наполеоновская не обрушилась, я теперь возделывал бы где-нибудь виноград на Луаре! Судьба решила иначе, и я покорился ей».

Судьба решила против Булгарина. Наполеон разбит и сослан, сам он попал в плен к немцам, потом к русским и … вновь оказался в Петербурге…

Ему надо устраивать жизнь с самого начала, не оглядываясь на прошлое. С военной службой покончено. Но все-таки родом хоть и из мелкой, однако аристократии — не пойдешь ни в приказчики, ни в учителя.

В Польше Булгарин сошелся с членами виленского университетского кружка просветителей — шубравцами и начал писать. Фаддей Венедиктович решает продолжить литературные занятия и через два года получает разрешение на издание своего журнала «Северный архив», где проявляются его ум и понимание общества.

«Архив» создавался как журнал по истории и географии. Редактор и владелец с самого начала проводит философию «здравого смысла»: польза и целесообразность — вот его девиз. Даже эпиграф Булгарин взял соответствующий: «Nihil ager quod non prosit» («Трудись лишь с пользой»).

Булгарин увлекался историей и публиковал много архивных документов, привлекал к работе соотечественников (например, известного историка Моахима Лелевеля), давал критические обзоры исторических трудов, в том числе и карамзинской «Истории государства Российского». Приступив к изданию популярного журнала, он — один из первых — тщательно следит за точностью, ссылками и указаниями источников. В поисках интересных публикаций проникал даже в частные архивы и библиотеки. Как писал А. А. Бестужев-Марлинский, «»Северный архив» с фонарем археологии опускался в неразработанные еще рудники нашей старины и собиранием важных материалов оказал большую услугу русской истории».

Но одной историей и географией дело не ограничивалось: уже через год выходит приложение «Литературные листки», где Булгарин вводит новые жанры, популярные в Западной Европе: фельетон, бытописательский, исторический очерк, военный рассказ, утопию и антиутопию.

Булгарину важны интерес публики, популярность и коммерческий успех. Он проповедует все тот же «здравый смысл» и в литературе. Если ты пишешь — тебя должны читать! Пусть сначала придется подстроиться под вкусы высоко и не очень образованной публики, но, завоевав ее доверие и интерес, ты сам начнешь диктовать моду, считает он.

И в своих рецензиях Булгарин не в последнюю очередь делает упор на читаемость книг и успех у публики. Он не стесняется говорить о тиражах и гонорарах, которые, с его точки зрения, есть показатель успеха!

Но литературная коммерция идет вразрез с устремлениями «литературных аристократов» — пушкинского круга. Нет, они не чураются гонораров и тиражей, но пропагандируют свободу и независимость писателей от вкусов массовой публики.

Пока еще А. С. Пушкин неплохо отзывается о будущем противнике: «Вы принадлежите к малому числу тех литераторов, коих порицания или похвалы могут и должны быть уважаемы».

Булгарин дружит с А. Бестужевым-Марлинским, А. Грибоедовым, К. Рылеевым, декабристами. Он первый печатает главу из «Горе от ума» в альманахе «Русская Талия». Неслучайно автор оставляет записку: «»Горе» мое завещаю Булгарину. Верный друг Грибоедов «. Отправляясь в последнее путешествие, Александр Сергеевич пишет Фаддею Венедиктовичу: «Терпи и одолжай меня, это не первая твоя дружеская услуга тому, кто тебя ценить умеет». И уже с Кавказа: «Любезный друг, пишу к тебе под открытым небом, и благодарность водит моим пером: иначе никак бы не принялся за эту работу после трудного дневного перехода».

Вот как отзывался Булгарин о друге в статье, посвященной его памяти: «Познав Грибоедова, я прилепился к нему душою, был совершенно счастлив его дружбою, жил новою жизнью в другом лучшем мире и осиротел навеки!»

Пока все благожелательно относятся к его польскому происхождению и хвалят за пропаганду достижений Отечества. В начале 1825 года Булгарин заслуженно считается популярным русским литератором.

14 декабря 1825 года.

Сначала Булгарин (как свидетельствуют очевидцы) выступает с лозунгом «Конституцию!», прячет часть архива Рылеева, помогает друзьям-декабристам, хлопочет о Грибоедове, который оказался под следствием.

Но как только выясняется, что власть смотрит на его действия неодобрительно, что его имя фигурирует на допросах и в показаниях, арестовываны его сотрудники и друзья, — сразу включаются естественные защитные механизмы. Булгарин понимает: судьба опять подставляет ему подножку. И главной задачей становится — уцелеть, доказать свою лояльность.

Против него начинают играть национальность и приверженность всему родному, неудачные обстоятельства юности, приведшие к службе Наполеону, дружба с оппозиционно настроенными литераторами. Мало того, А. Ф. Воейков рассылает анонимные подметные письма с обвинениями Греча и Булгарина в причастности к заговору.

Фаддею Венедиктовичу уже 36 лет, и он не может позволить себе снова оказаться среди проигравших. Булгарин начинает искать выход из создавшегося положения. С одной стороны, архив Рылеева он так и не выдает властям, но с другой — по требованию полиции вынужден дать описание своего друга В. К. Кюхельбекера, объясняя сей поступок: «А разве присяга не обязывает нас к этому?»

Кульминация наступает 9 мая 1826 года, когда петербургский генерал-губернатор П. В. Голенищев -Кутузов получил рапорт дежурного генерала Главного штаба А. Н. Потапова. Тот извещал, что «Государь Император высочайше повелеть соизволил, чтоб Ваше Превосходительство имели под строгим присмотром находящегося здесь отставного французской службы капитана Булгарина, известного издателя журналов, и вместе с тем Его Величеству угодно иметь справку о службе Булгарина, где он служил по оставлении российской службы, когда и в какие вступал иностранные и когда оставлял оные. О Высочайшей воле сей имея честь донести Вашему Превосходительству, покорнейше прошу справку о службе Булгарина доставить ко мне для предоставления Государю Императору «.

За этими сведениями обратились к самому виновнику. Булгарин написал о себе как можно более нейтрально и сразу после этого подает императору записку «О цензуре в России и о книгопечатании вообще». Главная идея ее, во многом новая для России, заключалась в том, что «как общее мнение уничтожить невозможно, то гораздо лучше, чтобы правительство взяло на себя обязанность напутствовать его и управлять им посредством книгопечатания, нежели предоставлять его на волю людей злонамеренных «.

Через месяц государь учредит Третье отделение. Совпадение или следствие? Трудно сказать. Но факт остается фактом.

Идея, которой начал руководствоваться Булгарин в этот период жизни, — сотрудничество с государством.

Достаточно большая часть его «записок» составлялась в ответ на конкретные запросы директора канцелярии Третьего отделения М. Я. фон Фока и А. Х. Бенкендорфа. Булгарин выступал экспертом в вопросах культуры, писал «обзоры» по проблемам Польши и Прибалтики, цензуры и нравственного климата в обществе. Но время от времени ему приходилось и «докладывать», писать характеристики на деятелей культуры, чиновников и т. д.

Некоторые доклады Булгарин писал по своей инициативе и выражал в них взгляды, которые не сильно приветствовались вышестоящими органами: доказывал важность нравственного воздействия на непросвещенный народ, критиковал взяточничество и «либеральничающих» аристократов, поддерживал возникающие новые учебные заведения, утверждал необходимость заимствования западной культуры и западного образа жизни, выступал в поддержку личной инициативы. Считал, что литература должна (это одна из главных ее задач) исправлять нравы и помогать управлять населением.

Многие записки Булгарина носят непредвзятый или даже защитительный характер, и только когда затрагиваются личные интересы, он способен очернить противников.

Однако особых выгод от сотрудничества с Третьим отделением Булгарин не получил. Довольно часто его «высочайше» критиковали за статьи, публикуемые в «Северной пчеле». И это несмотря на то, что газета считалась проправительственной и верноподданнической. Царь «читал с удовольствием » «Выжигина» и наградил автора бриллиантовым перстнем за роман «Дмитрий Самозванец». Однако в 1830 году, например, за продолжение (вопреки приказу царя) критической полемики по поводу романа Загоскина «Юрий Милославский» Булгарина посадили на гауптвахту.

В 1851 году Николай дает указание Третьему отделению сделать строгий выговор Булгарину за очередную статью, «очевидно доказывающую, что автор «всегда противился мерам правительства», и передать, «что он этого Булгарину не забудет». А Фаддею Венедиктовичу в то время исполнилось 62 года. И так далее, и так далее…

В общем отношение властей к своему официальному рупору выразилось в словах того же Николая: «Булгарина и в лицо не знаю, и никогда ему не доверял» . Быть может, по той причине, что булгаринские доклады оказались во многом близки по духу запискам декабристов об улучшении дел в стране.

Свои же братья-литераторы упрекали Булгарина в коммерциализации, продажности, лавировании и заигрывании с властями, поскольку подразумевалось, что человек, заслуживающий в России уважения, всегда находится в оппозиции к власти. Булгарин — инородец, иноверец, постоянно ощущающий нестабильность своего положения, в том числе и писательского, в сотрудничестве с властями искал покоя, а нашел одно беспокойство.

Если бы сам Булгарин не ввязывался то в одну, то в другую полемику, к нему относились бы более снисходительно, но горячность польской крови, желание стать своим сделали черное дело. Фаддей Венедиктович умен, обаятелен, при этом вспыльчив, подозрителен, капризен. Даже Белинский отмечал, что характер Булгарина «весьма интересен и стоил бы если не целой повести, то подробного физиологического очерка». Не раз и не два ссорится он со своими друзьями. «Гордец! — попрекал его Рылеев и добавлял, ласково, шутя: — Когда случится революция, мы тебе на «Северной пчеле» голову отрубим».

А. Дельвиг пытался вызвать Булгарина на дуэль, но Фаддей Венедиктович с презрением кадрового офицера ответил на вызов: «Передайте барону, что я на своем веку видел более крови, нежели он чернил».

Попробуем же охватить только простым перечислением, что сделал Фаддей Венедиктович для журналистики в частности и литературы в целом.

Он выпускал первый специальный журнал, посвященный истории, географии и статистике («Северный архив»), вместе с Н. Гречем создал первую частную газету с политическим отделом и оставался ее редактором больше 30 лет, напечатал отрывки из «Горя от ума» в первом отечественном театральном альманахе «Русская Талия», первым поддержал роман М. Лермонтова «Герой нашего времени», не имевший по выходе успеха у читателей. Булгарин был и одним из первопроходцев в использовании жанров нравоописательного очерка, «батального рассказа» и фельетона.

Своей редакционно-издательской деятельностью Фаддей Венедиктович во многом способствовал профессионализации русской литературы и журналистики. А его роман «Иван Выжигин» — первый роман нового типа в русской литературе. У книги был фантастический тираж — 7 тысяч экземпляров, и разошелся он мгновенно! Роман вызвал интерес в самых разных кругах хорошим знанием жизни, слогом — простым и выразительным и прекрасно проработанным сюжетом.

Булгарина можно назвать и одним из родоначальников фантастической литературы в России. Еще в возрасте 30 лет он опубликовал произведения в жанрах утопии («Правдоподобные небылицы, или Странствование по свету в двадцать девятом веке», 1824) и антиутопии («Невероятные небылицы, или Путешествие к средоточию земли», 1825). «Правдоподобные небылицы», ко всему прочему, стали еще и первым в русской литературе путешествием во времени. В фантастических произведениях Булгарина исследователи находят и научно-технические предвидения (подводные фермы как источник продовольствия), примеры экологических предупреждений и обсуждение научных гипотез (теория «полой» Земли).

Сюжет

Главный герой отправляется в 1824 году на ялике из Петербурга в Кронштадт, но из-за волны он падает за борт, теряет сознание и приходит в себя спустя 1000 лет в 2824 году. Он оказывается в сибирском городе Надежин, что расположен на Шелагском мысу. Первым человеком, который объясняет суть происходящего оказывается профессор истории и археологии из местного университета. В будущем климат изменился и в Арктике стало гораздо теплее (а в Африке стало холоднее), однако численность населения возросла и леса практически исчезли. Дерево стало цениться на вес золота, из него стали изготавливать деньги и дорогую посуду. Языком престижа и международного общения стал арабский, хотя профессор свободно говорит с гостем из прошлого по-русски. Главному герою в будущем предлагают русские щи, гречневую кашу и огуречный рассол, но он просит чаю. Его удивляют обилие чугунных элементов домов, чугунные здания на улице, а также «чугунные желобы» для передвижения по земле. Он едет с профессором на «воздушную пристань», на которую прибывает аэростат из Новой Голландии. Затем они посещают показательные прыжки солдат с парашютами с платформ аэростатов, после чего они производят стрельбы из самопалов. Главного героя везут в университет, где тот знакомится с знатным молодым негром из «сильнейшей в Африке империи Ашантской» и «эскимосским принцем». Далее путь главного героя лежит по некогда Ледовитому океану на колесном пароходе в Полярную империю, столицей которой является город Парри. Здесь на каждом углу стоят «стеклянные дома». Пришельца из XIX века ведут в библиотеку и демонстрируют «сочинительную машину». Оттуда на «воздушном дилижансе» герой возвращается в Петербург, после чего повествование обрывается:

«Здесь рукопись, писанная на новоземлянском языке, кончается и начинается второе отделение на языке, которого доселе мы разобрать не успели. По примеру Шамполиона, разгадавшего смысл египетских иероглифов, мы постараемся узнать содержание сей рукописи и тогда сообщим оное нашим читателям. До тех пор просим их не верить, если бы кто вздумал объявлять о переводе оной, потому что сия рукопись хранится у нас одних и в таком сокровенном месте, что её невозможно достать без нашего позволения.»

Технологии будущего

Для сообщения с разными странами используются «воздушные дилижансы» в виде аэростатов с плашкотами (гондола аэростата) и крыльями как у ветряной мельницы (пропеллер), которые приводят в движение паровые машины. Для безопасности полета применяются парашюты. Другим транспортом является «ездовая машина», которая перемещается по «чугунные желобам» (рельсам). Также жители Полярной империи использовали «беговые калоши» (роликовые коньки). Во избежание кораблекрушений морские путешествия осуществляются на «подводных судах», начало которым положил Фултон. Также упомянуты «паровые подъёмные машины» (кран-экскаватор-погрузчик). Ввиду большой численности населения агрокультуры переместились в моря и люди стали больше есть морепродуктов, произведенных на подводных фермах.

Особый интерес представляет «сочинительные машины» из библиотеки столицы Полярной империи, в которых можно усмотреть черты компьютера. Внешне они напоминали орган «с множеством колёс и цилиндров». Также среди деталей упомянуты кузнечный мех, труба и барабан. Машина обладала клавишами, ящиками и экраном в виде шахматной доски. Слова образовывались из напоминающих фишки домино «маленьких четвероугольных косточек». С помощью этой машины главный герой получает точное описание своего родного города. Ещё одним примечательным изобретением будущего являются «писательные машины» (копировальный аппарат).

Взлет 1820-х годов закончился для Булгарина долгими распрями с собратьями по перу и томительным уходом в забвенье в 1840-1850-х, когда известный автор постепенно утрачивал свой авторитет. Прежние почитатели постепенно старели, и мнение их теряло вес.

Свои мемуары и последний роман Фаддей Венедиктович так и не закончил. Разбитый параличом, почти забытый всеми, он скончался в имении Карлово под Дерптом (г. Тарту) 13 сентября 1859 года.

 

Exit mobile version